туловище, округлая голова, одна рука скрещена и держит плечо, другая приподнята, локоть поднят, рука сжимает шею сзади. Формы упрощены, и мы могли видеть почти любое количество подобных скульптур. Хотя ее называют Ясенте или Лежащей, гипсовая скульптура Эдуардо Чиллиды 1949 года, отрезанная ниже ягодиц, явно представляет собой стоящую фигуру.

Это первое произведение, которое вы увидите на новой выставке рисунков и скульптур покойного баскского скульптора Hauser & Wirth Somerset , и эта ранняя фигуративная работа является ключом к тому, что было дальше. Завершенный в 1949 году в Париже, он лучше, чем кажется на первый взгляд, не только из-за своей формальной простоты и лаконичности, но и потому, что он не просто занимает место, как тумбочка или мусорный бак, но артикулирует себя по отношению к пространство вокруг него. Его наличие - это своего рода переговоры. Он также кажется одновременно архаичным - напоминающим раннюю иберийскую скульптуру - и современным, человечным и абстрактным. Каким-то образом все это имеет значение, даже если это одна из тех работ, которую вы легко можете пропустить по пути к горячим вещам.

Проходя мимо него снова, посмотрев на остальные работы Чиллиды, установленные в галереях, дворах и саду галереи Durslade Farm, я понял, насколько это было решающим. Чиллида как художник была очень стойкой. Это можно ошибочно принять за уход в фирменный стиль, который часто присутствует в работах многих художников. Вы находите основную идею и доите ее до смерти, каждая новая работа опирается на капитал того, что было раньше, пока все это не становится бесполезным. Я никогда не чувствовал этого из-за Чиллиды.

В скульптурах Чиллиды всегда присутствует ощущение живого отношения к окружающему пространству. Его скульптуры хватаются за воздух, хватают и хватают, обнимают пустоту и придают ей форму. Чиллида начинал как профессиональный футболист, вратарь футбольного клуба Сан-Себастьяна «Реал Сосьедад», пока его карьера не закончилась травмой ноги. Опыт интуиции ряда постоянно меняющихся позиций в космосе, защиты территории и отстаивания своей позиции был таким же большим уроком в скульптуре, как и все, что он когда-либо изучал в парижской художественной академии. Скульптура для него - это столько же пространства и места, сколько и предметы, которые ее занимают. Уроком также был его опыт игры и просмотра фронтона , пелоты и джай-алая., те игры в стену и мяч, где даже эхом звук удара твердого мяча о стену нашел свое место, как по памяти, так и по аналогии, в его искусстве.

Прежде чем обратиться к скульптуре, Чиллида продолжал изучать архитектуру, и у него было прекрасное представление о проницаемых отношениях между интерьером и экстерьером, а также о том, как свет, а также тела и глаз проникают и исследуют скрытые пространства и сложные выходы и входы. руководствуясь объемом, описываемым яркостью и тенью. Иногда, глядя на его настольные скульптуры, забываешь о масштабах. Все эти ступени, дверные проемы, окна, эти никогда не совсем вертикальные плоскости и никогда не строго правильные углы, становятся архитектурой разума. Однажды он написал, что впервые попал в собор Святой Софии в Стамбуле и почувствовал, что попал в легкие Иоганна Себастьяна Баха. Для него это было музыкальное пространство. Неудивительно, что Баха постоянно переигрывали в студии Чиллиды.

Чиллида наладила отношения с Гастоном Башларом (автором «Поэтики космоса», очень влиятельным текстом для художников), румынским философом Э.М. Чиораном из Парижа и Мартином Хайдеггером., который чувствовал сходство между своим поздним мышлением и искусством Чиллиды. Но как бы его искусство ни было интеллектуальным, и, несмотря на его близость к сверхмощному интеллектуализму, оно оставалось исключительно физическим, свободным и прямым. Он научился обрабатывать железо у местного кузнеца и черпал из кузнечной кузницы столько же, сколько и из баскских традиций изготовления чугуна. Он также чувствовал, что находится в состоянии войны с Исааком Ньютоном, или, по крайней мере, с гравитацией, и с Евклидом. В скульптуре Чиллиды нет ни истинных прямых углов, ни абсолютных вертикалей. Вы можете сказать, что все немного не в порядке.

Работая с железом, сталью, деревом, гранитом и обожженной глиной, его работы также тесно связаны с землей и суровым баскским ландшафтом, где Пиренеи встречаются с Атлантическим океаном, береговой линией, размытой и нарисованной морем. Положительные и отрицательные стороны, выпуклости и впадины входов и мысов также являются своего рода постоянными переговорами между одной средой и другой. Он писал о «темном свете» Атлантики в отличие от белого света Средиземного моря. Говоря о своей баскской идентичности, Чиллида сказал, что баски созданы из этого более темного света.

В скульптурах Лурра (Земля), в основном сделанных из глины, часто встречаются трещины, овраги и закругленные трещины, которые напоминают мне размытые породы приливного рифа. Другие железные скульптуры заставляют меня думать о естественной геометрии базальтовых колонн, каждая из которых уникальна и одинакова. Так или иначе, человеческое тело тоже всегда рядом. Подобно тому, как он рисовал руки и пальцы, некоторые скульптуры кажутся продолжением человеческой хватки. Более раннюю фигуру Ясенте можно было бы почти принять за поднятую руку и кисть, а его Хвала Кубу 1990 года, Посвящение Хуану де Эррере, - это почти поднятые запястье и рука, куб (который не совсем куб) в его ладони. . Эти неопределенные «почти» и «не совсем» - часть моего удовольствия от искусства Чиллиды.

Глядя на одну скульптуру под открытым небом, Advice to Space VI, с ее неправильными ограждениями и стенами разной высоты (одна из которых не касается земли), я обнаружил, что смотрю глазами ребенка, опасаясь возможности игры. прятаться и прыгать, и играть в какую-то выдуманную игру по обе стороны от его стен. Игра - это такой же хороший способ думать об этой работе и перемещаться по ней, как и любой другой. Его работа может быть в некотором роде невыразительной, но я рассматриваю ее простоту как приглашение, а не как рецепт или суровый эмоциональный тон.

В его глиняных работах, которые разгорелись за одну ночь, было что-то вроде атавистической случайности. Вещи сломались, все вышло не так. Чиллида выбросила многие из этих керамических изделий. Только что выйдя из печи, он разбил их в яме, которая стала известна как кладбище Чиллиды. Часто, по сообщениям, это были самые красивые работы из всех, но для него не в их красоте, а в их удовольствиях слишком легко. В этих глиняных работах есть что-то задумчивое, хотя те, которые подчеркивают простые формы нарисованными оксидными формами - около квадратов и вертикалей, поднимающихся между их плоскостями, - приближаются к состоянию рисунка. Они представляют собой головоломки положительного и отрицательного, реальных форм и воображаемых пространств.

Чиллида работал как в большом, так и в маленьком масштабе. Многие монументальные работы занимают городские площади и передние дворы мировых институтов. Но размер - это еще не все, и некоторые скульптуры только большие. Размер не совпадает с масштабом. Ни одно из произведений в Сомерсете, даже если они весят более 20 тонн, не ускользнет от человеческих масштабов. Тонкость его рисунков и офортов также поддерживает настроение. Снова эти руки, а также черные окна в белых стенах, освещенные окна в черных стенах, черные устья и опоры, а также череда форм, которые напоминают мне очки, лежащие на столе. Возможно, это то, что они есть. Он всегда говорил, что его работа больше касается вопросов, чем ответов. Где я оставил свои очки?

Перевод: Акшалова Гульнар