Письмо.

25 декабря 1848 года.

Мой дорогой сэр, — я напишу вам более подробно, когда мое сердце сможет немного отдохнуть,—теперь я могу только очень кратко поблагодарить вас за ваше письмо, которое показалось мне красноречивым в своей искренности.

Эмили сейчас нигде нет, ее опустошенные бренные останки вынесены из дома. Мы положили ее драгоценную голову под церковным проходом рядом с головой моей матери, двух моих сестер—давно умерших—и моего бедного, несчастного брата. Но небольшой остаток расы остался—так думает мой бедный отец.

Что ж, это наша потеря, а не ее, и я испытываю некоторое печальное утешение, когда слышу дуновение ветра и чувствую режущую остроту мороза, зная, что стихии больше не приносят ей страданий; их суровость не может достичь ее могилы; ее лихорадка утихла, ее беспокойство успокоилось, ее глубокий, глухой кашель затих навсегда; мы не слышим его ночью и не прислушиваемся к нему утром; у нас нет конфликта странно сильного духа и хрупкого тела перед нами—безжалостного конфликта—однажды увиденного, никогда не забываемого. Вокруг нас царит мрачное спокойствие, среди которого мы ищем смирения.

Мой отец и моя сестра Анна сильно не здоровы. Что касается меня, то до сих пор Бог милостиво поддерживал меня; до сих пор я чувствовала себя в состоянии нести свое собственное бремя и даже оказывать небольшую помощь другим. Я не больна; я могу справляться с ежедневными обязанностями и делать что-то для поддержания надежды и энергии в нашем скорбящем доме. Мой отец говорит мне почти ежечасно: “Шарлотта, ты должна держаться, я утону, если ты подведешь меня”; эти слова, как ты понимаешь, являются стимулом для моей натуры. Вид неподвижной, но глубокой скорби моей сестры Анны пробуждает во мне такой страх за нее, что я не смею колебаться. Кто-то должен подбодрить остальных.

Поэтому я не стану сейчас спрашивать, почему Эмили была оторвана от нас в полноте нашей привязанности, укоренена в расцвете своих дней, в обещании своих сил; почему ее существование теперь похоже на поле зеленой кукурузы, вытоптанное, как дерево в полном расцвете сил, пораженное корнем. Я только скажу, что сладок отдых после труда и покой после бури, и повторяю снова и снова, что теперь Эмили это знает.

—Искренне Ваша,

Ш. Бронте 

Перевод: Лисичкина Арина