Что привело вас к учению? Было ли это волнение от того, что ребенок наконец понял математическую концепцию, с которой он боролся? Вы любите читать и хотите быть частью того, чтобы прививать это новым читателям? Вас притягивала энергия класса маленьких детей, или у вас был великий учитель (или два, или три, или пять), который вдохновлял вас учить? Существует столько же различных мотиваций для обучения, сколько и учителей. Как учителя и будущие учителя, мы знаем, что это глубоко личная и ориентированная на отношения работа, в которой наш собственный опыт, как в школе, так и вне ее, влияет на нашу повседневную работу, в которой опыт наших учеников критически важен и не может быть полностью понят.

Мы можем быть привлечены к работе из-за ее гуманитарной природы, или мы можем любить педагогическую точность введения новых понятий. Мы можем ценить и хотеть продлить невинное чудо детства, или мы можем понять, что детство, возможно, является лучшим временем для установления привычек и умонастроений учености. Учителя берут на себя много ролей и намерений, и даже когда наша собственная работа сильно отличается от работы другого учителя, наши общие цели и мотивы часто имеют много общего. Даже когда мы действуем по-разному, нас всех тянет к учению, потому что мы думаем, что наше учение что-то изменит. Мы думаем, что наше учение может принести какую-то пользу.

Подумайте тогда о различных ролях, которые вы можете описать для своей работы в качестве учителя. Мы знаем первичных как учителя Монтессори: ученого, слугу и святого. Но также: фасилитатор, лектор, родительская поддержка, дисциплинирующий, эмоциональный гид, бюрократ, полицейский, резак для бумаги, ксерокс, инспектор детской площадки, транзитный орган, коллега, комик, хранитель, воспитатель. Из многих ролей, которые вы можете принять, я призываю вас добавить еще одну: как учитель, вы художник, ваш медиум-дети, которым вы служите.

 Мышление об обучении как искусстве возвышает нашу работу от педантичной до глубокой. Когда мы думаем о себе как о художниках, мы устанавливаем как очень высокий стандарт для вызывающего воспоминания характера нашей работы, так и более глубокое сострадание к трудностям, с которыми мы столкнемся, следуя этому стандарту. Процесс создания искусства является одновременно необходимым для развития детей и первостепенным для продукта этого процесса. Размышление о нашем собственном учении с той же точки зрения заставляет нас отдавать приоритет взаимодействию между учителем и учеником, а не оценке. Как в искусстве, так и в учении внимание к самой работе, а не к ее результатам, повышает подлинность результата. Рассмотрим работу художника: творить, размышлять, интерпретировать, бросать вызов.

 Художники стремятся придать новый смысл человеческому состоянию, представить образ, движение, слово и звук таким образом, чтобы стимулировать новое мышление. Независимо от того, работает ли художник в репрезентативной среде или полностью абстрактной, этот процесс направлен на захват какого-то элемента нашего опыта, чтобы сделать его очевидным и доступным по-новому. Художник стремится установить новое знание либо в интерпретации известных явлений, либо в создании оригинальных. Точно так же учитель стремится создавать, размышлять, интерпретировать и оспаривать знания в своих учениках. Учителя стремятся внести новый смысл в сознание своих учеников, представить образ, движение, слово и звук таким образом, чтобы стимулировать новое мышление. Независимо от того, работаете ли вы с конкретными концепциями или поддерживаете развитие абстрактного понимания, процесс направлен на захват какого-то элемента, какой-то концепции или содержания, чтобы сделать его очевидным и доступным по-новому.

Учитель стремится установить новые знания в интерпретации учениками известных явлений или в создании новых идей. В нашей повседневной практике мы также боремся с тем, является ли наша работа в первую очередь развитием навыков, необходимых для призвания, или возвышением человеческого опыта. Для многих учителей мысль о нашей работе как об искусстве может быть пугающей.

 Большинство из нас не считают себя художниками и, возможно, даже не считают себя “хорошими художниками".” Но если мы определяем искусство как “выражение того, что красиво, вызывающе или значимо”, тогда обучение-это в значительной степени форма искусства, и учителя становятся художниками, в повседневной практике с таким же количеством “произведений”, как и дети, которых они учат.

Художники наблюдают за миром, размышляют над этими наблюдениями и борются за то, чтобы выразить смысл, который они вкладывают в это отражение через свои средства массовой информации. Художники намереваются трансформировать свои средства массовой информации от того, что не имеет формы, к тому, что выражает новый смысл, чтобы вызвать абстрактное понимание через конкретное действие. Точно так же учителя наблюдают за своими классами и учениками, размышляют над этими наблюдениями и пытаются выразить то, что они понимают о потребностях, которые они наблюдают на своих уроках.

Учителя намереваются превратить своих учеников из того, что еще не сформировано, в то, что усваивает новый смысл, чтобы поддержать развитие абстрактных идей через конкретный опыт класса. И, подобно художникам, иногда работа, которую мы делаем, вдохновляет, а иногда мы не можем найти свою аудиторию. Иногда нас признают за глубокое влияние, которое мы оказываем, а иногда нас недооценивают и недофинансируют. И, подобно художникам, хотя большинство из них, возможно, никогда не станут следующими Пикассо или Моцартом, признанными во всем мире за наш гений, наше искусство, наша работа, является существенным и значимым, даже если только для людей, которые наслаждаются им каждый день. В искусстве и в преподавании ценность создает не знаменитость, а личные отношения между художником и медиумом, смысл, вызванный взаимодействием, который определяет его ценность.

Перевод: Еспенбетова Анель