Когда мужчина проявляет гнев, мы отступаем в сторону, но на женщину вешают ярлык "сумасшедшая сука". В своем личном, яростном трактате автор говорит, что нам нужно изменить сценарий.

Лиза Таддео

Моя мать однажды сказала мне - нет, это неправда, - моя мать много раз предупреждала меня: "Если ты продашь хоть одно мое украшение после моей смерти, я вернусь из могилы и откушу тебе пальцы на ногах".

Не знаю, имела ли она в виду, что откусит пальцы на ногах или полностью съест их, но я ужасно боялась, что она сделает то, чем угрожала. Моя мать, в конце концов, была сумасшедшей сукой.

Я говорю это не всерьез, потому что не думаю, что фраза "сумасшедшая стерва" означает что-то большее, чем смысл ее уничижительного существования - она существует исключительно для того, чтобы заставить женщин бояться собственной ярости, собственных чувств. Это маленькое мерзкое слово-тюрьма, и нас заставляют бояться его границ.

Каждый раз, когда я повышаю голос на рынке на свою дочь или говорю что-то провокационное человеку, который меня унизил, я не забываю поймать себя, оглянуться и проверить, кто слышал, какой мужчина в хаки теперь завоевал себе право сказать, что он видел меня на улице, на рынке, видел, как я кричала на своего ребенка, мужа, продавца зелени, и этот мужчина может сказать: "Да, я видел эту женщину, я помню ее, ту самую, и она была настоящей сумасшедшей сукой".
Меня интересует, почему мы не интересуемся тем, что произошло непосредственно перед тем, как такая-то и такая-то женщина повела себя как сумасшедшая сука.

Я могу рассказать вам, что случилось однажды вечером, сразу после смерти моего отца и прямо перед смертью моей матери, когда я ехал в такси домой в Нью-Джерси из Нью-Йорка и опаздывал к матери, которая решительно поставила себе диагноз рак в течение нескольких недель после смерти моего отца. Я ужасно нервничал, что опоздаю домой, потому что моя мать привыкла считать, что каждое опоздание - это смертельная автокатастрофа, как та, в которую попал мой отец. Я попросила таксиста немного поторопиться, мой телефон был разряжен, я не могла позвонить маме. И водитель сделал замечание под дых о том, что я спешу домой, к какому-то мужчине, вероятно, который будет на меня сердиться.

Это меня разозлило, потому что он не знал, как мне было больно, он не знал, как было больно моей матери. Он не знал, как мы оба проснулись одновременно посреди ночи, услышав его голос во сне, и бегали по дому, чтобы проверить, не прятался ли он в шкафу, не разминулись ли мы с ним. Тело в гробу было шуткой, кошмаром, конечно же, глава нашей семьи не мог быть мертв, мой любимый отец не был мертв, как мир посмел.

И вот этот таксист, этот незнакомец, делал замечания о том, что я вышла на улицу и беспокоюсь о том, что какой-то мужчина скажет или сделает со мной, в то время как вокруг не было никакого мужчины; что на самом деле именно потеря единственного мужчины, которого я когда-либо любила, заставила меня испытывать этот невероятный страх, страх метастазировал в ярость, и я закричала на него, классическое: "Что ты сказал!"

Водитель, вполне предсказуемо, пришел в ярость от моего гнева, он развернул машину на шоссе, он сделал незаконный поворот на опасном участке дороги, и он начал везти меня обратно в Нью-Йорк, прочь от моего дома, от моей матери, которая, как я знал, ждала у окна, с тревогой разгоняя его своими ногтями, которые она больше не подпиливала.

Я была так зла, не только на водителя, естественно, но и на все это, на все смерти и болезни, которые мне пришлось пережить, когда все остальные, кого я знала, думали только о свиданиях и лучшем месте для коктейлей в этом месяце.

Я начала биться в такси, пиная ногами сиденья передо мной, ударяя по перегородке, которая отделяла заднее сиденье от водителя. Конечно, я все время кричала: "ОСТАНОВИ ЭТУ МАШИНУ, УРОД!" И я пиналась и кричала в течение, как мне казалось, многих минут, думая о том, как я надеюсь, что он отвезет меня куда-нибудь и попытается меня убить, потому что все, чего я хотела, это взять чью-то кровь. Но у меня не было такого желания, я показала водителю, что я более сумасшедшая сука, чем он, я кричала громче и безумнее, пока он, наконец, не выпустил меня на обочине, и мне потребовался еще час, чтобы добраться домой к моей матери, которая плакала и курила сигареты за кухонным столом. Я уверен, что мне не нужно рассказывать вам, что кричал водитель из окна, когда уезжал.

Меня интересует, почему, когда мужчины ведут себя в ярости, мы отходим в сторону, даем львам свободу действий, киваем головой в знак молчаливого понимания. Но когда это делают женщины, мы дикие, иррациональные, осторожные, больные. Когда мы молоды и сердиты, мы неуправляемы, мы под наркотиками. Когда мы стары и злы, мы, должно быть, никогда не получали того, чего хотели. Наверное, мы давно не трахались.
Меня больше всего интересует, как мы можем это изменить. Потому что после десяти лет общения с женщинами об их желаниях и страхах я поняла, что одна из самых трудных вещей - это подавление ярости, которая возникает из-за десятилетий насилия и жестокого обращения, из-за десятилетий мужчин, которые не знают, как поддерживать платонические отношения, которые говорят такие вещи, как "О, никто меня этому не учил, никто не говорил мне, что женщине может не понравиться, когда ей говорят улыбаться, когда она идет по улице, разбираясь с фактами своего дня".

Никто не говорил мужчинам об этом, но многие говорили женщинам, что потеря самообладания означает, что они гарпии, ведьмы, землеройки, первая сумасшедшая жена Рочестера. На протяжении веков мы позволяли мужчинам быть мужчинами в силу их инстинктов, а с женщинами поступали наоборот - говорили друг другу застегнуть корсет вокруг наших инстинктов, держать все это в бутылке, хранить в холодильнике, пить красное вино через соломинку, чтобы не испачкать губы.

Нам нужно изменить сценарий. Мужские инстинкты так долго были гордостью страны. Женские инстинкты тоже должны быть таковыми.

Размышляя о том, как изменить сценарий, я могу рассказать вам, что я решила сделать. Я решила не извиняться, когда мужчина, выполнявший какие-то работы в нашем доме, случайно перерезал провода, и я закричала "FUCK" во всю мощь своих легких. Понимаете, я занимался важным мероприятием Zoom, когда внезапно отключился интернет и весь свет - а мне не сказали, что он будет работать в этот день.
Если бы я знал, я бы пошел и провел свое мероприятие в другом месте, а затем шесть последующих встреч. Потому что я организованная, я женщина, я Козерог. Но у мужчины очень плотный график, он приходит, когда может, и я полагаю, что у него не было времени предупредить меня. Мой муж, смущенный моим взрывом, закрыл за нами дверь и сказал: "Это был просто несчастный случай, расслабься".

Да, а еще случайностью было то, что тот же мужчина смотрел на мою грудь, а не в глаза, когда звонил в дверь за неделю до этого, хотя у меня на двери висела табличка: "На радиоинтервью, просьба не стучать, если это не очень важно".

Но этот ублюдок все равно позвонил, а потом 45 секунд рассказывал о грибах, которые он добывает, глядя на мою грудь, и спросил, не нужны ли мне советы по рыбалке, потому что на днях он видел шесты в гараже, а я сказала: "У меня сейчас интервью, извините", потому что меня учили быть вежливой, прежде всего, прежде всего, чем скрывать свой гнев, меня учили извиняться всякий раз, когда супонь гнева вырывается наружу. И я извинилась: "Извини, - сказал я, - я больше не могу слушать твои тупые, блядь, непрошеные советы по рыбалке, потому что у меня тоже есть работа, и моя работа - не слушать твои утренние грибные размышления по понедельникам, так же как и твоя работа - не отключать мой гребаный интернет, потому что ты не проявил должной осмотрительности, но если ты все-таки облажался и отключил мой интернет, то твоя задача как человека - извиниться, а не стоять там, упираясь ногами в землю, и проклинать себя за то, что линия такая плохая, это чья-то вина, естественно, потому что ты мужчина. Это не ваша вина, эта авария, а чья-то еще.

Точно так же "просто несчастный случай" произошел, когда прекрасным сентябрьским днем мужчина на фургоне выехал на полосу движения моего отца, в результате чего машина моего отца несколько раз перевернулась в воздухе, а мой отец вылетел через боковое окно водителя и полумертвый приземлился на центральную разделительную полосу. Однако это не было несчастным случаем, поскольку тот же человек подал иск на имущество моего отца за повреждения его автомобиля, иск, который был доставлен нам в тот день, когда мы опустили моего отца в землю после того, как он скончался от травм, полученных во время этой аварии.

Так что, когда я кричу FUCK во всю мощь своих легких после того, как мне отключили интернет, я не просто разъяренная сумасшедшая сука, которая не хочет, чтобы ей причиняли неудобства. Я много чего хочу, и я нахожу время, чтобы сказать об этом вслух, потому что, возможно, в следующий раз, когда этот строитель услышит женский крик FUCK, он будет немного более привычен к этому, возможно, более готов извиниться, возможно, немного менее склонен смотреть в пол и произносить слова, которые он хочет сказать вслух.

Я не думаю, что этот конкретный мужчина собирается читать этот трактат о гневе, но если он прочитает, возможно, он поймет, что, помимо моих проблем с интернетом, аварии моего отца и рака моей матери, я также немного устала от всех мужчин, которых мне приходилось заставлять чувствовать себя лучше, всех мужчин в барах, которые меня не привлекали в час ночи; я, почему-то, особенно думаю о мужчине, который пощипал мои соски, не говоря абсолютно ни о чем, а затем пришел в ужас, когда я пришла в ужас.
В моей книге есть мужчина по имени Вик, который пытается заставить Джоан, главную героиню, чувствовать себя виноватой за то, что она его не любит. После смерти моего отца у меня было несколько Виков, которые принюхивались ко мне, чувствуя на себе запах потери отца, и я до сих пор сильно злюсь из-за этого.

Но я злюсь не только на мужчин, конечно. Я также злюсь на себя. Я злюсь на свою историю извинений, я злюсь на все те случаи, когда я извинялась перед виртуальными незнакомцами за то, что не была крутой. Я злюсь на все случаи, когда мужчина пытался заключить меня в свои объятия, чтобы я почувствовала себя лучше, а я - не желая обидеть - придумывала отговорку, что со мной что-то не так, что я не хочу, чтобы меня держали. Прости, я знаю, что любая другая женщина в мире сейчас хотела бы, чтобы ты обнял ее, но что-то не так именно со мной. Я фригидна, я пьяна, я повреждена. И прости, я знаю, что сейчас я выгляжу недостаточно сексуально, чтобы отказать тебе более прямолинейно.

Я также злюсь на свою мать, у которой было достаточно дерьма, чтобы справиться с ним в свое время, и она должна была знать о дерьме, с которым мне придется столкнуться в свое время. Она должна была знать достаточно, чтобы не угрожать мне своим посмертным гневом.

В Индиане, когда я исследовал свою первую книгу и был почти на мели, я продал много ее драгоценностей. Я боялась сказать об этом вслух, чтобы она меня не услышала. Но я решила перестать так часто извиняться перед всеми, включая моих умерших родителей.

Теперь я приветствую свою маму, которая приходит ночью покусать меня за ноги, потому что я скучаю по ней, и хочу сказать: "Привет, мама, рада тебя видеть, прости, что продала драгоценности. Но мне пришлось это сделать, хотя я знал достаточно, чтобы бояться тебя. Как оказалось, я тоже настоящая сумасшедшая сука".

Перевод: Иптихаров Султан