1 сентября 2008 года Боннер Паддок, которому тогда было 33 года, начал недельное восхождение на гору Килиманджаро в Танзании. В младенчестве Пэддоку поставили диагноз церебральный паралич, поднявшись на высоту 19 340 футов. К нему присоединились его друг Пол Флорес, коллега-альпинист Дилли Дилворт, руководитель группы Тим Гай и танзанийские гиды Минджа и Муди. Этот рассказ о мучительном восьмичасовом походе Боннера на вершину, отрывок из недавней книги Боннера «Еще один шаг», представляет собой увлекательный взгляд на то, как доверие, решимость и даже гнев могут способствовать успеху:

«День седьмой, 11 часов вечера. Я был одет в четыре слоя одежды, но все равно замерз. Было смертельно холодно, ниже 15 или меньше. Сидя один в своей палатке, я уже задыхался. Во рту пересохло, а язык стал вдвое больше обычного. Я выпил немного горячей воды, согревая руки о кружку, а затем медленно, мучительно, пристегнул свои подтяжки и ботинки. В тот момент, когда я сунул ноги в ботинки, я понял, что совершил ошибку - большую ошибку - не положив их в спальный мешок вместе с остальным снаряжением. Они были заморожены. Мои и без того окоченевшие ноги теперь были заключены в нечто похожее на бетон. Я осторожно вышел из палатки, и остальная группа собралась. Наконец, Грюм повел нас гуськом вперед, в темноту. Через двадцать минут подъема я уже потерял равновесие, у меня болели ноги. Я смотрел на ботинки Тима и пытался идти по его стопам вверх по крутой тропе, но тропа была неровной, и я чувствовал, что ветер может сбить меня с горы в любой момент.

 В ужасе я начал бесконтрольно дрожать. Я потряс онемевшими руками и стал бить ими по бедрам, надеясь, что кровь потечет. Единственное тепло, которое я чувствовал, было от жгучей боли в лодыжках и ногах. Мне было ясно, что если дела не улучшатся, я никогда не смогу пройти те шесть дополнительных часов, которые потребуются, чтобы добраться до вершины.

«Я не могу этого сделать», - тихо пробормотала я себе под нос. Я думал о том, что это будет значить для всехмоих коллег, друзей и незнакомцев, кто поддерживали меня и мое дело. Я подумал о Джейке Райане, четырехлетнем мальчике с церебральным параличом, которому я посвятил свое восхождение, и его семье. Они верили в мою способность достичь вершины Килиманджаро. Они поверили в меня. И я не мог предать эту веру. 

Но к концу первого часа я был измотан. Тропа была усеяна большими камнями, и я больше не мог волочить ноги одну за другой, что я и делал. Теперь мне нужно было поднять ноги, и это еще больше меня замедлило. Тим сказал, что к 6 часам утра мы должны прибыть на Стелла-Пойнт, гребень в нескольких сотнях ярдов ниже вершины, но ночь, казалось, длилась вечно. Я понятия не имел, как долго мы спали, - но небо, похоже, не собиралось становится светлым. 

«Мы пришли? - Я спрашивал Минджо. Он либо качал головой, либо говорил: «Близко. Это близко».

С каждым шагом мои ступни и лодыжки посылали волны агонии. Мне хотелось плакать, сесть на камень и заплакать. В тумане разочарования я начал думать обо всех, кто когда-либо сомневался во мне. Всех насмешках и шутках. Каждый раз, когда меня выбирали последним в команду по футболу или баскетболу. Гнев заставлял меня двигаться дальше. Я представил себе печь, подпитываемую этими чувствами. Добавил несколько воспоминаний. Я вспомнил, как в начальной школе подрался с мальчиком, который дразнил меня за мою «забавную» походку. Я крикнул на него, и он ударил меня кулаком в живот, сбив с ног. Добавил в топку еще немного гнева.

Я вспомнил все визиты ко всем этим докторам. «Иди сюда, согнись там, иголка». Я вспомнил всю ложь, которую говорил, когда кто-то спросил меня, почему я не так хожу, и всех девушек, которым я, вероятно, никогда не нравился из-за моих «аистовых» ног. Я вспомнил эти чертовы гипсы до бедер. Печь заревела. На каждом шагу я кидал в огонь еще одно полено: царапины, синяки, переломы, неуклюжие падения. Тропа стала еще круче. Закопав палки для ходьбы, я поднялся еще на одну ступеньку. Потом еще одну. Наконец мы сделали перерыв, и я рухнул на валун. «Эта ночь бесконечна», - сказал я Миндже, удивляясь этому факту. «Где солнце? Где свет?» Ответа не было.

Затем я снова был на ногах, направляясь вверх. Впереди было еще так далеко. Еще час или больше до Стелла-Пойнт, потом еще час до пика Ухуру - вершины Килиманджаро. Мои глаза затуманились, туман вокруг меня сгустился. Я смотрел на дыры на коленях штанов, чувствовал, как сквозь них просачивается холод. Мои колени так сильно дрожали  с каждым шагом. 

Я колебался на ногах, но затем держался твердо, мои палки поддерживали меня. Когда тропа зигзагообразно поднималась вверх по крутому склону, я снова начал подпитывать печь внутри себя, используя гнев, с которым никогда раньше не сталкивался. Сидя на диване, родители говорили мне, что папа уезжает ненадолго, хотя на самом деле он так и не вернулся. Снова и снова мой брат Майк назначал нам встречу, но никогда не приходил. Я сидел, не зная, почему он не пришел, виня себя. 

Затем была моя мать, державшая меня в неведении относительно того, что со мной не так. В детстве я страдал от синяков и переломов костей - все потому, что она не могла осознать того, что было до боли очевидным: что я не такой, как все. У меня был церебральный паралич. Печь снова заревела.

Опустив голову, я медленно двинулся к Стелла-Пойнт. Неважно, сколько шагов я сделал, сколько бы я ни лазил, мне казалось, что я не приближаюсь. Печь затихла до мерцания. Холод и кровоподтеки на моем теле вернулись с силой.

Затем я услышал, как Минджа поет молитву суахили, и поплелся вперед.

Вскоре в мои размышления ворвались другие голоса.

«Давай, Боннер! Давай! У тебя получится, Боннер! "

Я посмотрел на  хребет. Пол пришел подбодрить меня. "Ты почти дошел."

Наконец я поднялся на гребень. Я достиг Стелла-Пойнт: 18 850 футов над уровнем моря. Я двинулся к Тиму, уткнувшись головой в его куртку. Остальные столпились вокруг и похлопали меня по плечу. Тим подвел меня к валуну и помог мне сесть, подальше от ветра. Я тяжело дышал. Несколько минут я сидел согнувшись, с пятнами перед глазами, пытаясь вернуть себе контроль над собой. Тим принес банку какой-то воды с лимоном и сахаром, которая имела невероятный вкус. Я не пил уже несколько часов. Наконец я достаточно оправился, чтобы спросить Тима, сколько еще до вершины. «Час, - сказал он, - это просто, самое сложное – позади. Но мы должны двигаться, пока погода не испортилась».

Облегчение, которое я испытал во время нашего перерыва, испарилось после 20 ступеней нашего последнего 700-футового подъема на вершину. Меня тошнило и кружилась голова. Ветер хлестал меня, и холод был жесток. Я начал качаться влево и вправо, не в силах идти по прямой. Каждые несколько минут Минья похлопывала меня по левому или правому плечу, возвращая на тропинку.

Тропа стала очень каменистой, и я поплелся вперед в тумане усталости и боли. Я слышал голоса, но слова были искажены.

Я слегка поднял голову. Передо мной собралась команда. Мне удалось разобрать слова: «Поздравляю! Ты сделал это!»

Пол и Дилли указали на знак, расположенный еще в 50 футах на склоне: высшая точка Африки, пик Ухуру.

«Это твой момент», - сказал один из них.

Я наконец понял, что команда меня ждет. Они хотели, чтобы я первым поднялся на вершину.

Согнувшись под всем своим весом, я потащился вверх по склону. Потом я дошел до знака. Я приложил к нему кулаки и пару раз постучал, чтобы убедиться, что он настоящий. Я прислонился головой к дереву. Я покорил гору Килиманджаро. Бой закончился. Я выиграл. Раздались приветствия. Пол и Дилли присоединились ко мне, и мы вместе плакали, а затем увидели изумительный вид на гору Меру вдали, окруженную облаками, длинный отрезок ледников, похожих на крепости, гигантский кратер вулкана и прекрасный вид на много миль равнины, окружающие Килиманджаро. Мы были так высоко, что я мог видеть кривизну земли.

Я в последний раз взглянул на вид с вершины, сбитый с толку странной мыслью, что я наконец-то достиг чего-то, поднявшись так высоко.»

Перевод: Дубовик Василина