Между пожарами в Калифорнии за последние несколько лет и более недавним/текущим катаклизмом в Австралии есть причина, по которой пожаротушение - это горячая тенденция в садоводстве, которую мы прогнозируем на 2020 год (простите за каламбур). Наш глобальный климат быстро меняется, и не стоит придавать этому слишком большое значение, но мать-природа, похоже, все более прямолинейно подходит к тому, чтобы избавиться от нас всех, как от тяжелого случая псориаза.

Однако это не все катастрофично для наших листовых друзей; некоторые растения процветают после пожара. Новое исследование, опубликованное в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences на этой неделе, показало, что лесной пожар значительно улучшил размножение узколистной пурпурной хвойной капусты (Echinacea angustifolium), широко распространенного растения прерий, которое находится в упадке в своих местных популяциях. У этого вида были некоторые проблемы с “хронически ограниченными возможностями спаривания” (если вы цветок, который находится довольно далеко от вашего соседа и цветет только спорадически, может быть сложно получить опыление). Оказывается, огонь нажимает кнопку сброса, что приводит к синхронному цветению и почти удвоению производства семян. И многие другие растения реагируют с таким же энтузиазмом.

На протяжении тысячелетий коренные американцы управляли дикой природой в своих охотничьих угодьях, используя контролируемые ожоги — устанавливая мягкие, быстрые пожары, чтобы очистить мертвую траву и стимулировать новый рост, что, в свою очередь, приглашало обратно пасущихся млекопитающих, таких как лоси, олени и антилопы. До того, как усилия по тушению пожаров изменили экологию, летние молнии начали подобные пожары, которые поддерживали здоровые прерии и леса, расчищали кустарниковые подлески, прежде чем они могли накопиться в опасные топливные грузы. Экология огня формировала структуру растительных сообществ с незапамятных времен, задолго до того, как в игру вступила человеческая рука; на Западе европейцы пытались изменить это в течение нескольких столетий, удаляя огонь из экологии, где бы они ни поселились. Но это никогда не мешало Матери-природе снова зажигаться.

Итак, чего мы должны ожидать в вегетационный период после лета в огне? Это зависит от того; так называемые “r-отобранные”, или пионерские, виды, такие как кипрей, наперстянка и папоротник, быстро появляются в сгоревшем (или вырубленном) лесу-это виды, которые быстро растут и цветут; они производят тонны и тонны семян, которые могут либо разлететься на новые места (как в случае с кипреем, который укроет область своим пушистым потоком), либо бездействовать до тех пор, пока не произойдет следующее крупное событие и не устранит конкуренцию (как вышеупомянутая хвойная и бальзамический корень). Эти растения процветают после пожара.

И наоборот, “К-отобранные” виды, с их склонностью к более низким темпам размножения, более низкой плотностью и более длительной жизнью (например, более поздние виды, такие как некоторые хвойные), являются трудолюбивыми старожилами экосистемы. Этим новоприбывшим требуется больше времени, чтобы снова войти в картину, и как только они появляются, они растут и размножаются медленно. В лесных экосистемах реакция растительности на лесозаготовки часто очень похожа на реакцию огня (хотя
из-за свежей золы растения лучше растут после пожара).

Деревья, древние из растительного царства, также, как правило, возвращаются и отряхиваются, хотя и в другом временном масштабе, чем их выбранные r-родственники. Помните, что здесь, на Западе, огонь-это нормально; это одно из времен года, и леса терпеливы. Для нас, людей, это может выглядеть трагично и разрушительно, когда мы видим только что сгоревший лес, но лес воспринимает это скорее как плохую стрижку — временную неудачу, которая, слава богу, в конечном итоге вырастет снова.

Государственный лес Тилламука был сожжен дотла в течение двадцатилетнего периода, охватывающего Вторую мировую войну, в результате события, известного как Пожар Тилламука. В конце 1950-х годов отряд бойскаутов моего отца был среди тысяч орегонских подростков, которые пересадили миллион саженцев во время лесовосстановительных работ. Хотя их действия могут быть бессмысленно разрушительными с минимальными усилиями — например, пожар в Игл — Крике в 2017 году был начат подростками, бросающими незаконные фейерверки в ущелье во время запрета на сжигание, - человеческие дети слабы в восстановлении в экологическом масштабе; лес все еще восстанавливается более 80 лет спустя, и пройдут столетия, прежде чем он вернется к чему-либо, напоминающему его предварительно сожженное состояние. Но лес не возражает. У него есть время в избытке, и его не очень волнует нетерпение людей.

На самом деле, исследователи теперь знают, что растения выживают не только после пожара; вся экосистема, порожденная огнем, часто даже более продуктивна, чем ее старый прародитель роста, и не только потому, что теперь она населена яркими, обрывочными выжившими, а не мокрыми деревянными големами (такими величественными и внушающими благоговейный трепет, как говорят големы). Некоторые деревья — сосны и секвойя, в частности, — имеют семена, которые даже не могут прорасти, не подвергаясь воздействию огня. Их колбочки тоже поздние; то есть они остаются плотно зажатыми, как моллюски, до тех пор, пока жар пламени не заставит их открыться, чтобы выпустить свои семена.

Сорняки — это просто любое растение, которое нам не особенно нужно в том месте, где они есть, но то, как они ведут себя, довольно близко к большому количеству полевых цветов-и наоборот. Сорные полевые цветы, такие как огнеупорная трава, и оппортунистические азотфиксаторы, такие как люпин, вика и авенс, быстро оседают и удерживают почву на месте, чтобы она (надеюсь) не могла все сдуть или смыть. В лугах и чапарале (и при хорошем зимнем дожде) последующее суперблум может быть захватывающим способом увидеть растения после пожара.

Огонь вредит многим растениям, но грибы проводят большую часть своего времени под поверхностью почвы, прячась в обширных мицелиальных сетях, которые делают сеть похожим на кошачью колыбель (некоторые люди называют эту сеть Лесной паутиной). В лесных насаждениях лисички плодоносят, когда древостой достигает 10-40-летнего возраста, но в засушливые годы они хорошо себя чувствуют в накопившейся сырости зрелого леса. Они более многочисленны после жаркого лета и, похоже, непропорционально благоприятствуют труднопроходимой жизни на краях заброшенных лесозаготовительных дорог и старых заносных троп. Они

довольно факультативны в своей терпимости к шуму.

Сморчки еще более откровенно предпочитают драму, процветающую на смерти деревьев, нарушении почвы, огне и гибели. (А именно, однажды я получил бесплатную доставку древесной щепы от уличной обрезки деревьев в Портленде, и следующей весной мой городской сад был покрыт маленькими белокурыми сморчками.) Сморчки проявляют щедрую, почти обязательную реакцию на огонь, процветая больше всего весной после того, как огонь очистил площадь и увеличил почву углеродом. Некоторые виды будут расти только в течение года или двух после пожара, а затем терпеливо ждать следующей экологической истерики, прежде чем снова выглянуть наружу. Удаление азота и осаждение углерода—и то, и другое огонь делает легко—являются ключом к счастью гриба. Тем не менее, в тех случаях, когда интенсивность пожара была очень высокой (например, извержение вулкана Сент-Хеленс), может потребоваться столетие для восстановления биома термостерилизованной почвы.

Огонь и пламя опасны, да, и могут быть разрушительными для животных, людей и не людей. Но постоянно адаптируемое растительное царство принимает все это спокойно, и наблюдение за его возвращением может просто зажечь пламя в вашем сердце. 

Перевод: Мартюк Анна