Я давно с подозрением отношусь к уверенным в себе людям. Люди, которые скользят в комнату, как будто только что смазанные маслом, их взгляд на одном уровне, их мысли вымыты, выбриты и готовы к съемке. Я ищу подсказку, дрожь или момент, когда их голос случайно становится французским. Только когда я найду эту незатронутую трещину, я смогу расслабиться. А если нет? Я так зациклилась на их способности чувствовать себя комфортно, когда они, как и все мы, сидят на подушке для булавок, в то время как снайпер преследует их с улицы.

  Я особенно впечатлена (сбита с толку, напугана) теми, кто расцветает, когда на них установлена камера. Для меня это пока что недостижимая цель, их лицо никак не показывает тревожность, они будто бы полностью ничего на себе не чувствуют, а даже в какой-то степени наслаждаются процессом. Но я борюсь с этим, хотя и немного, с вялыми запястьями.

  Когда вы пишете статьи о мнениях в газете, будь то острое эссе о климатическом кризисе или приятная прогулка по сэндвичевому проходу Tesco,вас неизбежно приглашают еще раз обсудить эти мнения по телевидению или радио, обычно вместе с кем-то, кто верит в обратное. Что для меня всегда звучит как очень точный вид ада; тот, который опирается на особые тревоги человека и аккуратно подавляет его ярость. Мысль об этом – потный час перед выходом в эфир, слышание собственного сдавленного голоса, хриплого, мокрого и пушистого, что ты опасно сбился с пропорций дебатов, что ты либо слишком заботишься о мнении, которое разделяешь, и, возможно, умрешь за это, либо что на самом деле ты, о боже, упустила суть, – мысль об этом заставляет меня странно дышать.

  Поэтому на прошлой неделе я почувствовала прилив благодарности, когда после своего первого выступления в качестве нового ведущей в сегодняшней программе BBC Radio 4  Амол Раджан написал в твиттере о нервах, которые он чувствовал накануне вечером. Он сказал, что накануне в 10 часов вечера у него случилась «настоящая паническая атака», из-за чего он «довел себя до безумия» и «ужаснулся» из-за своей первой смены.

   Я предполагала, в моем простом способе "два плюс два", что люди, которые выбирают такую работу, находят ее легкой, даже наслаждаются острыми ощущениями. Я с радостью обнаруживаю, что они тоже чувствуют страх, их уверенность-иллюзия. И я рада, что стыд, связанный с нервозностью - черта, из которой мы должны вырасти, - утих настолько, что его можно так открыто обсуждать.

   Пандемия помогла прояснить понятия, которые ранее казались абстрактными. “Нервозность”, как мы теперь видим, - это не просто детское притворство, а рациональная реакция на ситуации, которые кажутся опасными, чувство, испытываемое многими и часто. Точно так же мы вынуждены пересмотреть идею “надежды”. Вместо простого трепещущего оптимизма, надежда оказалась и необходимой, и немного утомительной. Решение, принимаемое ежедневно после пробуждения, искать хорошие новости и тянуться к ним, используя ногти, колени, любой когтистый инструмент, который мы имеем в руке. Это мешает нам так глубоко погрузиться в кашу современной жизни, что у нас больше нет сил смотреть вперед.

  “Прикосновение” - это еще одна вещь, которую многие из нас считали само собой разумеющейся до марта 2020 года, и теперь она очень важна, поскольку мы понимаем, как мы рушимся, когда ее отнимают. А также " быть вместе”. Мы заново учимся слушать друг друга, навык истощился после нескольких месяцев одиночества. Теперь, когда мы привыкли встречаться в “комнатах” онлайн, а не в комнатах бок о бок, границы того, как мы общаемся, когда не вместе, ясны и ужасны. Мы смотрим на свои собственные лица, а не на их, фиксируясь на том, как странно двигаются наши губы, наше спокойное лицо. Разговор заикается, если мы прерываем его, полагаясь на кого-то веселого, чтобы вернуть его в нужное русло. Нет никакого чувства настроения, никакого колдовства, чтобы сказать нам, приземлены ли наши шутки или изменился ли тон. Нам не удается подключиться, и мы пытаемся снова и снова терпим неудачу.

    Иногда в прошлом я делала то, что меня пугало. Публичные выступления, запись по радио, а иногда и результат не оправдывали боли. Я знаю, ты не должна этого говорить, но это правда, так что. Но иногда это того стоило. Когда я не спала всю ночь, беспокоясь, что утром не услышу будильника, и заставляла себя идти по стиснутому воздуху, повторяя фразы в голове, пока они не превратились в лимерики, и тряс сломанным голосом перед комнатой, все было в порядке. Это было хорошо, это был очищающий порыв, ощущение необъятности, редкий момент прекрасной тишины. Должно быть, это то, на что похожа уверенность: яркая, но короткая. 

Перевод: Кожалепес Нурайым